Yandex.Metrika
Подпишись ВКонтакте
09:00, 9 августа 2013

Мы стали более лучше одеваться? Социология современной моды. Часть 2

Look 24, Афиша, Девушка месяца, Инстаграмщина, Истории, Конкурс красоты, Красная книга, Мода, Специальный репортаж, Фестивали

Прошлый раз я заявил, что битва за мужчину — это только полдела. Есть еще другая половина явления, и она гораздо серьезнее. Имел я ввиду борьбу женщины за собственный статус. О нем и пойдет речь сегодня.

Битва за статус

Знакомое с детства «встречают по одежке» — помните? Так вот одежда является в том числе и знаком статуса. Примеры просты — священники, милиция, военные. Как вы узнаете их в толпе? Правильно, по одежде. Причем в тот момент, когда они перестают быть «просто людьми» а принимают на себя свою социальную роль, они обязаны вместе с ролью принимать и соответствующую униформу. И на ношение этой одежды надо иметь соответствующее право. Солдат, нацепивший генеральские погоны «потому что красивые» теорию моды продолжит изучать на гауптвахте. Пономарь, примеривший епитрахиль... Ну, короче, ему тоже невесело будет.

Когда-то и царевы люди обязаны были обозначать свой статус одеждой. Боярские шапки, красные кафтаны стрельцов, черные кафтаны вольных крестьян и горожан (откуда и пошла «черная сотня»), а позже губернские мундиры для гражданских — все это тоже самое.

Сегодня, казалось бы, власть не предписывает: «Бриони — только начиная от областного министра», казалось бы — ходи в чем хочешь. А почему тогда чиновники так старательно следуют неписанному официозному дресс-коду? Очень просто: по утверждению социологов, чиновничья консервативная мода при помощи классической пары брюк и двубортного пиджака подчеркивает, что человек следует определенным жестким правилам не только в одежде, но и в остальной своей деятельности. Именно эти правила (и следование им) дают человеку определенные возможности и наделяют статусом. «Я тут при исполнении государственных дел», — говорит нам пиджак. «Вольтерьянства не приемлю», — вторят брюки. «И вольностей не потерплю!» — поскрипывают ботинки с круглыми носами. И только стильный шелковый галстук молча улыбается, намекая, что всегда есть варианты.

Но это у мужчин. А у женщин?

Как всегда у женщин все намного сложнее. Намного.
В тихом и спокойном XIX веке одежда женщин соответствовала статусу их мужчин. Более того, если чиновник приезжал на бал в положенном ему мундире, к которому ни прибавить ни убавить, поскольку правилами предписывался не только фасон и цвет, но и материал, то обязанность показать статус, богатство и возможности семьи делегировалась супруге. Именно она должна была свидетельствовать — надворный советник Высочинский, не то, что прочие надворные советники, гляньте-ка, какие брильянты на его супруге, Екатерине Владимировне, уж поди не на чиновничью зарплату куплены, так что сразу видно — знает надворный советник где в этой жизни главная пружина и как на нее надавить, чтобы она не хриплым скрежетом отозвалась, а откликнулась ласковым серебряным звоном.

Да и шея алебастровая, которую эти бриллианты унизывают, и руки так покойно лежащие поверх холодного шелка и вся собою Екатерина свет Владимировна как бы говорит — да, из хорошей семьи, да, с образованием и манерами, да — сумел и барышню взволновать и родителей ее успокоить, так что доверили они надворному советнику Высочинскому и судьбу дочери и свое имение.

А вот жена крестьянина Худорылова Порфирия Онисимовича хотя и имела на красный день Христовой Пасхи платок веселых цветов да сарафан из синей китайки, но в повседневном своем обиходе должна была одеваться так, чтобы сподручнее было ей работать — корову доить, курей кормить, за детьми ходить, воду носить, тесто месить, печь топить и варить щи.

То есть одна должна была одеваться как удобнее, а другая — чтобы нравиться. И та и другая следовали строгим нормам, принятым в своей среде, но одна подчинялась здравому смыслу, вторая — прихоти, причем подчас чем вычурнее была эта прихоть, тем вернее она достигала цели — подчеркнуть статус.

Помните у Достоевского: «...ведь это шик, ведь это именно то, что называется по-французски шик!»

А потом Европу свело судорогой социальных преобразований. Женщины решили, что ходить каждый день на службу — это и есть свобода. И принялись работать. Причем наравне с мужчинами. И вместе со сменой социальной роли произошла смена одежды.
Женщина отчасти перестала быть «просто женщиной», а стала работником. В этом случае половая принадлежность подавлена социальной ролью. Но при этом образ «успешной женщины» диктует не просто наличие работы, но престижной, ответственной работы, требующей образования и выносливости, воли и усердия, и как следствие — женщина вынуждена соблюдать дресс-код, принятый в профессиональной среде. То есть — строгость, традиции, минимум аксессуаров.

Женщина начала следовать модели, ранее действовавшей только в мужской среде, в частности — в среде чиновников. «Вам придется считаться со мной», — говорит жакет тонкой шерсти. «Я думаю о работе, а не о глупостях», — подтверждает нам строгая, на сантиметр выше колена юбка. И только туфли на невозможно тонком каблуке намекают, что слабость — это тоже сила, если в правильной ситуации.

Но не всем повезло с работой — не все выбились в начальницы. Да не все и хотели. И от тех, кто добровольно или в силу обстоятельств остался на нижних ступенях социальной лестницы, от них следования никаким правилам никто не ждет. Какой дресс-код может быть в мире напитка «ягуар» и музыки Стаса Михайлова?

Произошел в буквальном смысле переворот: сегодня женщина, добившаяся успеха оказывается в тисках корпоративной этики и строгих норм буржуазного поведения, поэтому вынуждена считать чуть ли не каждую складочку на юбке, зато птушница с ее культурным багажом в двадцать восемь сериалов может позволить себе все.

В принципе, предельная степень обнаженности современной горожанки — это декларация собственного отношения к окружающим. «Мне плевать, что вы думаете», — говорят нам стоптанные кроссовки. «Не нравится — не смотри», — нагло заявляют топики, обрисовывающие каждую жировую складочку. «Подумаешь, интеллигент выискался», — заполошно орут отвратительного кислотного цвета шорты, трещащие по швам на том месте, где сходятся бело-розовые с синими прожилками дряблые ноги. И ничто в этом, простите, костюме не намекает на иное.

И что мы имеем в результате?

С социологической точки зрения, предельная обнаженность современной горожанки является следствием двух причин:

  • во-первых, неспособность и нежелание бороться за мужское внимание на уровне более высоком, чем телесный;
  • во-вторых, с желанием продекларировать предельную личную свободу и пренебрежение к чувствам окружающих, что связано как правило с низким культурным уровнем и столь же низким социальным статусом.

Добавьте к этому многократно сломанные традиции, падение морального стандарта, и мы получим то, что имеем.

Упреждая некоторые возможные комментарии: я уверен, что любой из моих читателей готов привести тысячу примеров, противоречащих сказанному. Я сам могу их привести. Я не пытался произвести на свет теорию, описывающую любой возможный случай. Я говорю лишь о самых общих тенденциях.

Кроме того, очень многое осталось за рамками этого разговора — сексуальная революция середины прошлого века, мода на унисекс, присвоение женщинами мужской атрибутики, и так далее, и тому подобное.

Я пытался лишь показать самые крупные, самые массовые тенденции, незаметные именно в силу своей глобальности. А в целом же тема женской моды и того, как она связана с социологией, политикой, искусством — огромна. Может быть мы и вернемся к ней снова. Может быть.

Вместо постскриптума

Я все же не удержусь и задам напоследок один вопрос.

Как так вышло, что в нашей стране именно стандарт одежды, принятый среди беднейших слоев общества других стран — победил как норма? Почему совершенно гарлемские «прикиды» стали одеждой центральных кварталов провинциальных городов? Кто сделал этот стиль, распространенный среди нью-йоркских гопников главной модой России?
Китайские гиганты легкой индустрии? Музыкальные каналы, напичканные негритянскими скороговорками? Иностранный кинематограф? Российские бандиты?

Да вы же сами, милые дамы, все это с собой и сотворили. Никто больше с вами этого сделать не мог. И это обидно, потому что некого, получается, винить.

Если вы захотите. Вот только где найти вам сил захотеть...

Михаил ДЬЯЧЕНКО