Опытный реформатор и вовсе не серый кардинал: Геннадий Скляр в гостях у К24
У нас для вас отличные новости: один из самых интересных калужан из мира политики Геннадий Скляр будет баллотироваться в Государственную думу Российской Федерации. Более того, похоже, что именно его мы и выберем.
Мы узнали кто таков Геннадий Скляр, что он думает о нас, куда пропадал на семь лет и что его влечет в Госдуму.
– Геннадий Иванович, вы – персона известная и неоднозначная. Многие помнят ваш старт и называют самым ярким политиком обкома КПСС…
– Должен сказать, что был в этой обкомовской истории такой важный эпизод: накануне крушения КПСС Валерий Сударенков, который был тогда первым секретарем обкома партии, решил что я его должен заменить на этом посту, но меня не избрали. А я тогда был первым секретарем Обнинского горкома партии и представлял, как писали тогда газеты, прогрессивную, реформаторскую часть КПСС. И думаю, что не избрали меня именно из-за моей противоречащей партийной номенклатуре позиции. Позиция была таковой, что мы все должны стремительно меняться, чтобы соответствовать настроениям людей, слушать и слышать простых людей. А настроение общества тогда было очень резким. Не зря август 1991 года считают революцией. Люди устали от накопившихся проблем и хотели очень прямого и резкого разговора с правительством. Разговора о том, что можно сделать, чтобы завтра жизнь изменилась к лучшему. А большинство партийных работников не были гибкими. В результате КПСС просто прекратила свое существование. В этом была трагедия всей страны.
– Если проводить параллели с сегодняшним днем, не видите ли вы сейчас подобных настроений? Люди хотят откровенного разговора с властью, перемен, а власти будто этого не слышат.
– Я думаю, что какие-то параллели возможны. Потому что есть определенные циклы в движении человеческого общества и настроений. С 1991 года прошло достаточно времени, чтобы новые поколения вошли в жизнь. И новые поколения, они как бы заново могут повторять все то, что было у их отцов и матерей. Они могут захотеть получить перемены к лучшему быстро, и это будет ошибкой. Как показала наша история, стремление переложить на молодое поколение способность находить быстрые решения не приводит к успеху. Все же задача старшего поколения в том, чтобы реально помогать.
Мы, старшее поколение, имеем опыт терпения и понимание того, что все потихоньку само налаживается.
Ведь в самом деле, после трагедий 90-х у нас были достаточно благополучные нулевые. И те, кто пережил 90-е, а потом покупался в позитиве двухтысячных, могут, опираясь на конкретный опыт, рассуждать, что мы проходили разное, и за сегодняшней полосой бед придет потом полоса удачи, положительных преобразований.
– …так они сами собой не придут. Сколько всего должно было измениться и исправиться, чтобы из 90-х Россия вошла в свое благополучное время.
– Общество на самом деле периодически заболевает, получает лечение, выздоравливает. То, что мы прошли в 90-х – это было болезнью. И та прививка, которая была получена обществом в 90-х, сейчас может сыграть важную роль. Нынешнее правительство понимает, что сейчас не время баррикад. Кроме того, в правительстве нужны перемены, но не нужны свержения. Еще есть понимание, что, когда есть внешние агрессивные обстоятельства, общество должно консолидироваться и найти способы выживания в условиях внешних угроз. А, на мой взгляд, сейчас в нашей стране внешняя угроза гораздо сильнее и опаснее, чем внутренние проблемы. Мы должны это понимать.
– Расскажите: как вы лично вошли в 90-е?
– Я сегодня имею право говорить о том, что нужно шевелиться, чтобы добиться положительного результата. Потому, что до 90-х моя жизнь складывалась поступательно по некой иерархической лестнице. Я был конструктором, секретарем комсомольской организации крупного завода и т.д. И мне тогда казалось, что жизнь моя практически состоялась. И вдруг – обвал. Ситуация полностью обнулилась. Работы нет, отношение людей к той структуре, где я работал, самое негативное, никто не спешит помогать.
Я сначала пытался заниматься поддержкой различного рода промышленных проектов, но вовремя понял, что этого в сложившейся действительности просто не получится. Мне руку тогда протянул Валерий Васильевич Сударенков. Он стал сенатором, а я его помощником. И мы с ним вместе осваивали уже новую политическую действительность.
До этого мне выпало попасть под расстрел Белого дома – потому, что я какое-то время работал и в Верховном совете РФ, и именно в октябре 1993 года.
Я считал, что ничего более страшного в жизни уже не будет. И это так.
Я тогда понял, что надо все время карабкаться, но, чтобы не останавливаться, надо понимать ради чего все это.
Занимаясь политической деятельностью в советский период, я получил опыт, который мне подсказал, что не надо резко менять всё, а надо попробовать заниматься политической деятельностью, но уже в новой ситуации. Тогда оказалось, что людей, которые профессионально занимаются политикой в нашей стране, и имеют опыт поражений, мало. Многие, кто потерпел поражение, ушли в никуда. А новая волна, взметнувшаяся в политику, просто не имела опыта поражений. У них родилась иллюзия, что они теперь новые глашатаи свободы и экономического успеха, что у них-то теперь все получится. И большинство из них просто канули неизвестно куда. Потому, что у них не было необходимого профессионального опыта, может быть, не было необходимых качеств для этой профессии. Тогда считалось, что политикой может заниматься любой.
– Разве сейчас не так?
– Я думаю, что сейчас не так.
– Что тогда Николай Валуев делает в Государственной думе?
– Я думаю, что это остаточное явление той волны 90-х годов. По моей оценке и 2000-е в политике – это тоже своеобразный переходной период. Вот в экономике мы выползли, а политика идет следом. Еще пока кажется, что знаменитые врачи, спортсмены, артисты могут быть слугами народа. Чаще всего такое мнение неоправдано. Я все же считаю, и это моя личная позиция, что каждым делом нужно заниматься профессионально, а политика – это профессия. И этому надо не только учиться через образование, но и через конкретный опыт.
Я был в свое время в Вашингтоне, в конгрессе США, видел, как работают конгрессмены, которые представляют свои регионы, как работают их помощники, видел, как из помощников рождаются будущие политики. Меня поразило, что они относятся к этой работе, как к профессии, и тогда же меня поразило то, что все офисы конгрессменов в США заполнены избирателями. Я думаю это то, что нам нужно взять от американцев.
Я как раз не сторонник мнения о том, что в США все плохо, это враг и там ничего хорошего нет. Неправда. В большинстве других стран можно найти те крупицы, которые надо внимательно изучить и использовать у себя.
– Если вы представляли политическую элиту страны, в том числе и в 90-х, скажите, на ваш взгляд, мы могли прожить это десятилетие иначе?
– История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Я сам не раз задавался этим вопросом. Если бы не было революции, а было бы по-другому и более поступательно... И сам себе отвечаю, что, наверное, нет. Наверное, этот котел общественного напряжения уже был такого градуса, что было невозможно предотвратить срыв крышки.
– Нет ли у вас ощущения, что мы и сейчас имеем такой же котел? Может сегодня сорвать крышку?
– Любое общество – это котел. Нужно понимать, какой у него сегодня градус кипения. И думаю, что сейчас этот градус общественного недовольства повышается. Очень важно сейчас понять, как сделать таким образом и со стороны общества, и со стороны власти, чтобы температура не повышалась.
Власть должна принимать решения в соответствии с ситуацией, а не объяснять: «все хорошо, прекрасная маркиза!» Нужны перемены во власти и в плане персоналий, и в плане действий.
Нужен более открытый и системный подход. Нельзя переводить все стрелки по решениям всех вопросов на одного, пусть самого уважаемого человека, нужно, чтобы все шестеренки структуры работали так, чтобы общество не кипело. И я думаю, что мы к этому все-таки придем. Я в этом смысле оптимист.
– В некоторых кругах вас называют «серым кардиналом» политической системы в нашем регионе. Говорят, что Анатолия Артамонова вы лично буквально выводили за руку на политическую арену. И всячески покровительствовали в течение его губернаторства.
– Мы любители разных клише, которые все объясняют. Слова о том, что я серый кардинал, меня не греют. Я им никогда не был, я был и являюсь членом команды. И всегда старался, чтобы люди, способные что-то сделать во власти, шли туда командой.
Я и в самом деле руководил избирательным штабом нашего первого губернатора Валерия Сударенкова. В самом деле, мы были достаточно давно знакомы с Анатолием Артамоновым, и на тот момент оба жили в Обнинске.
И я порекомендовал его в качестве вице-губернатора. Я просто сказал, что он способен.
А все остальное решал Валерий Васильевич, а потом избиратели области. А дальше, когда эта команда пришла к власти, я себе взял новую задачку: область должна найти ресурс для продвижения во внешней среде. И я создавал представительство Калужской области в Москве и начинал открывать регион для внешнего мира. Я выполнял в составе команды четкую функцию – открыть область внешнему миру. А Сударенков и Артамонов занимались текущими важнейшими проблемами области. Я не давал им советов.
Я не был кардиналом. Но то, что в острых ситуациях меня спрашивали, и то, что и сегодня меня спрашивают, если есть в этом потребность, – это факт.
И я имею все же командное право и жизненное право сказать, что что-то не так, если я вижу, что что-то не так. У меня есть право говорить правду. Говорить то, что я думаю на самом деле.
– Что вы думаете на самом деле о новой экономике региона? Что-то было не так в развитии Калужской области на протяжении минувшего, скажем, десятилетия?
– Когда мы работали над привлечением в регион инвестиционных предприятий, мы правильно тогда выбрали стратегию открытия, создания новых производств. Но вот именно на этом этапе большие объемы земли сельскохозяйственной оказались в руках тех, кто не собирался с ними ничего делать. И это мне кажется серьезной ошибкой. Может, таким было законодательство, может, мы недооценили опасности, но как-то получилось, что в самом деле появились новые собственники и скупили земли, и сейчас эти тысячи гектар стоят. И мы далеко не всегда знаем, как к ним подступиться. Это серьезная проблема, которую надо быстрее решать.
– Вы видите проблему только в области сельского хозяйства, но из-за напряженной внешнеполитической ситуации иностранные инвестиционные предприятия региона все чаще вводят режим неполной рабочей недели, на некоторых заводах прошли сокращения…
– В последние годы экономика региона за счет как раз таких предприятий вырастала в разы. И то, что за 2015 год мы видим снижение роста на 6%, по-моему, не показатель чего-то ужасного. Не будем посыпать голову пеплом больше, чем нужно. Многие и традиционные предприятия сейчас работают неплохо.
Я как раз считаю, что этот поворот, на котором с рынка уходят западноевропейские и американские производители, является шансом для наших предприятий.
– Давайте поговорим о той вашей сфере жизни, в которую вы попали, когда вышли из политики. Я слышала, что вы тот самый человек, который привел в Россию цифровое телевидение…
– Правда состоит в том, что наша команда российской телевизионной радиовещательной сети, которая была со мной, действительно подготовила весь проект цифровизации. Да, именно мы тогда доказали всем, что это надо делать. Идея-то не наша, конечно. Она европейская, общемировая. Мы просто вовремя увидели, что происходит технологический переворот и вместо аналоговых технологий приходят цифровые.
Чтобы наша страна могла соответствовать мировым тенденциям, она должна быть сосредоточена на единой системе. Надо было эту систему подготовить и внедрять через опытные зоны, пробовать. Я проехал практически все заводы мира, которые производят эти передатчики. Мы сумели дать импульс нашим российским предприятиям и большинство передатчиков теперь производится здесь. Мы доказали, что это будет не просто переход, но переход, который даст возможность промышленным предприятиям этой отрасли получить развитие. На мой взгляд, цифровизацию можно было провести быстрее. Была сделана ошибка как раз в том, как вести этот процесс. Мы предполагали, что государство не только поставит передатчики, но и раздаст по приставке в каждую квартиру. Так не произошло. Теперь мы видим, что программу продлили до 2018 года… Одно могу сказать: если бы мы стояли во главе проекта до сих пор, успели бы его реализовать до кризисного года. Теперь, если у меня будет возможность говорить об этом на государственном уровне, я буду активно поднимать эту тему.
– Чего вы еще не сделали в профессиональном плане? Чего еще хотели бы?
– Профессионально я хотел бы, чтобы мой опыт и уроки жизни дали мне возможность больше влиять на то, что происходит в стране. Я хочу быть участником принятия решений в тех сферах, которые я изучал. Потому что я понимаю свою глубокую компетенцию, а кроме того, у меня есть четкая позиция и я могу ее отстаивать. Если потребуется, я могу довести до результата принятое решение. У меня есть на это внутренняя энергия. А раз она у меня есть, и она меня сильно подпитывает, то я хотел бы ее максимально использовать на благо нашей страны, на благо нашего региона.
Страна и регион – это не что-то абстрактное. Это общество людей, это конкретный человек, который хочет ходить по хорошим тротуарам, хочет ездить по хорошим дорогам, хочет смотреть качественное телевидение и пользоваться качественным интернетом, хочет иметь реальное право выбора достойно оплачиваемой и морально удовлетворяющей работы. Сегодня экономически сложное время, в которое, как никогда, важно привлекать финансовые средства из федерального бюджета. Возможности и положительный опыт для этого есть.
беседовала Александра ПЕТРУХИНА
фотографировал Антон ДЕМИДОВ
